Page 183 - Letopis
P. 183
При исполнении
невозможно общаться. Были и те, кто хамил, хотя это больше от безысходности,
потому что они понимали, что их песенка спета, отвоевались – в лучшем случае
их обменяют… Да и хамить им тут, естественно, не позволяли. Медсестёр от них
приходилось буквально оттаскивать, потому что иначе они бы их разорвали.
Особенно, когда батальонцы поступали, с нацистскими наколками. Но лечить их всё
же приходилось... Были среди них и выходцы явно с Западной Украины, причем, что
называется, с Карпатских гор. Были и русскоязычные. А были и такие, что русский
«вспоминали», потому что помощь требовалась…
Нацгвардейцы, конечно, были адекватнее намного. С ними можно было и
поговорить, и расспросить. Иные и прощения просили. А вояки из добробатов были,
что называется, «упоротые».
Кто особенно запомнился из гражданских?.. Люди, которые поступили после
обстрела троллейбуса на Боссе. Они были в шоке. Так случилось, что среди них
был один мой знакомый – он сидел в том троллейбусе… К счастью, ему повезло, он
остался жив.
Был один пострадавший на Смолянке. Там есть такое транспортное кольцо, где
поворот на Дурную Балку. И вот там, на кольце, – заправка Лукойл. Привели совсем
молодого парня, гражданского – кажется, таксиста, который там заправлялся. Он шёл
своими ногами, разговаривал... Ему влетел осколок в один висок и остановился во
втором, пройдя через всю голову. В результате у парня были перебиты оба зрительных
нерва. Он остался жив, но зрение утратил полностью – и безвозвратно…
Ещё помню – сентябрь или октябрь 2014-го, приехала машина, остановилась возле
санпропускника. Зашёл отец, пожилой мужик, лет 70. Говорит, дескать, у нас сын
ранен осколком. А жили они возле аэропорта. Сыну лет 35. Вышли – смотрим, он
сидит на заднем сиденье машины. И его держит, уже мёртвого, 6-летний сын. Еле
оттащили мы сына… А у погибшего – одна дырочка в спине. Прямо напротив сердца.
Одно незаметное осколочное ранение – и ему хватило… Вышел в огород – и попал
под обстрел. Я думаю, что родные везли его в больницу уже мёртвого. Или не поняли
сгоряча, что он неживой, или – не хотели понимать…
Детей, конечно, среди наших пациентов было много. Это – самое тяжёлое. И с
ампутациями, и были такие, кого, увы, не удавалось спасти…
Были потери и в нашем коллективе. У нас погибла доктор-инфекционист, Елена
Литвицкая. Молодая женщина, мать троих детей. Она жила в Ленинском районе, в
частном доме. Начался обстрел, она спряталась в ванной. И снаряд прилетел прямо
туда… У нашего бывшего заместителя главного врача погиб родной брат, в Луганске,
он был в ополчении. Наш коллега после этого уехал в Россию, сейчас работает где-то
в Подмосковье, в больнице.
Первое время нам было очень тяжело – особенно, когда все начали активно уезжать.
Мы стали набирать новых сотрудников – откуда только можно. Нервы сдавали, у
женщин и истерики были. А мужчины – может, и выпили бы рюмку-другую, да не
всегда она помогала. В принципе, у нас все сотрудники попадали под обстрелы –
разве что без ранений обошлось, к счастью. И я – в том числе… Помню, ехал за рулём
в сторону проспекта Панфилова, и вдруг вижу, что впереди начинают разрываться
снаряды – на перекрёстке, где троллейбусное депо. И я – назад, по встречке… И
ехавшие рядом машины – тоже. Как-то мы успели сбежать оттуда. Пока Бог милует…
183