Page 186 - Letopis

При исполнении

порядка 50 бригад, то в период боевых действий у нас по всей станции, включая
районные, их работало вдвое меньше. И это – на фоне огромного количества
пострадавших!
Конечно, для нас это были тяжелейшие времена. Вы видели, как тогда работали
больницы, как работала травматология. Волею случая мне пришлось увидеть ее работу
изнутри… В августе 2014 года в Калининском районе был ранен мой муж, случайно
попав под обстрел. Дежуря возле его койки, я видела, как там работают люди – по
трое-четверо суток без пересменки. Хирурги, сестры-анестезистки, травматологи…
Честь им и хвала. Работали они очень напряжённо, делали по нескольку операций
подряд – особенно, когда были массовые поступления после мощных обстрелов. В тот
период сплотились все, кто здесь остался, – не только медики. И каждый оставшийся
в своей профессии хотел сделать максимум того, что мог сделать. Это было единение
людей перед лицом опасности. Общая боль, общее горе всех сплотило.
Возможно, это прозвучит странно, но, по моему ощущению, в 2014 – 2015 годах
работать было легче, чем сейчас. Понимали друг друга с полуслова, не было никаких
недомолвок и интриг – ничего, кроме чувства долга. Хотя было очень непросто,
многие опытные специалисты уехали, молодым сотрудникам пришлось учиться,
что называется, на ходу, причём перестраиваться с мирной медицины на военно-
полевую… Но эта общая слаженность помогала преодолеть все трудности, облегчала
психологически.
Помню, ехала по утрам на работу – город был пустым, возвращалась вечером –
город был пустым. Ни одного человека, и сплошь – тёмные окна… И в этом пустом
городе по улице Артёма ехала поливальная машина – освежала газоны. Когда я
вспоминаю те дни, сразу всплывает эта ассоциация: поливальная машина в абсолютно
пустом городе…
Как мы обслуживали вызовы с таким малым количеством бригад? Конечно, у нас
были приоритеты по экстренности вызова. Если ситуация действительно угрожает
жизни, и случилась она на улице или где-то в общественном месте – конечно же, в
первую очередь бригада отправляется туда. Это огнестрельные ранения, различные
травмы, отравления, суициды... Также – происшествия на дому, когда мы предполагаем
нарушения сердечного ритма, инфаркт, инсульт, то есть те состояния, когда неоказание
помощи может закончиться смертью больного. Конечно же, приоритетными у нас
являются все вызовы на происшествия, где помощь требуются детям. За исключением
тех ситуаций, когда в телефонном режиме удаётся помочь, то есть когда в процессе
разговора становится понятно, что «Скорая помощь» не нужна. А уже все остальные
вызова – обострение хронических заболеваний, температура, давление – в тот период
обслуживались по возможности. Кроме того, в диспетчерской велась большая работа
по предоставлению телефонных консультаций. Подключали к ним врачей, которые в
данный момент находились на станции, – например, если не было транспорта. И наши
специалисты консультировали по телефону – дескать, сделайте то-то и то-то, если
легче не станет – перезвоните. Таким образом мы обслуживали большое количество
адресов, но если в телефонном режиме не удавалось помочь, то, естественно, мы
ехали и на эти вызовы. Конечно же, приезжали с опозданиями, не за 10 минут, как
положено по нормативам… Но основную массу вызовов мы выполняли.
В те дни мы очень переживали за наши бригады, выезжающие туда, где опасно. Я
даже от многих наших диспетчеров слышала, что «лучше туда поехать самому, чем
волноваться и ждать, когда вернется бригада». При этом на адрес, где непосредственно
идет обстрел, мы бригады отправить не можем. К сожалению, такая ситуация
186