Page 188 - Letopis

При исполнении

Да, когда пациент умирает, это всегда горько и больно. Это не так, что перевернул
страницу – и всё. Врач после таких трагедий всегда прокручивает их внутри себя:
«что я сделал не так?», «а может быть, если…», и так далее. И даже если идут боевые
действия, когда люди гибнут, к сожалению, гораздо в больших количествах, врач не
черствеет – если он нормальный человек. На войне тяжелее ещё в том плане, что
зачастую гибнут молодые, здоровые люди, которые могли бы сделать в жизни ещё
очень многое. А особенно страшно, когда погибают дети. И самое главное, на мой
взгляд, в той ситуации, где мы все оказались, – сохранить в себе человека.
Да, безусловно, свое внутреннее «кладбище» есть у каждого врача, любой
специализации. Но это – лишь одна сторона. Поверьте, не меньше эмоций, когда ты
оказываешь помощь и выводишь человека из тяжёлого состояния, когда привозишь
его в стационар, «вытаскиваешь» после клинической смерти – и спасенный пациент
говорит тебе «Спасибо»… Это дорогого стоит.
Наши врачи работают именно ради этих минут – благодарности и осознания того,
что они принесли пользу, что их знания пригодились…

МАРИНА ДМИТРИШИНА врач «Скорой помощи», г. Донецк

К работе в условиях боевых действий мы оказались готовы неожиданно для
себя. Буквально в первый же день боевых действий, 26 мая 2014 года, я попала под
обстрел…
Родные в тот день мне говорили – не едь, там стреляют. Но я тогда серьёзно к
этому не отнеслась, потому что мы себе не могли представить, что начнётся война. Я
живу в Кировском районе, на Лидиевке, а наша 6-я подстанция находится в Киевском
районе – Киевский проспект, 55-б. Ехать надо через весь город. Пришла на работу, и
попала, что называется, с корабля на бал…
Я как раз заступила в смену в семь часов вечера. Буквально сразу же поступил
вызов – раненый мужчина возле «Метро». Мы приехали, сразу погрузили его в
машину, объехали Путиловский мост и стали ему оказывать помощь. У него было
огнестрельное ранение слева в паховую область. Обезболили, начали проводить
противошоковую терапию… Только закончили, как снова начался обстрел. Моя
фельдшер инстинктивно накрыла собой пациента, а я с перепугу упала на колени и
закрыла лицо руками. Было около восьми вечера – май, еще не стемнело...
Отвезли пострадавшего в первую горбольницу. Я созвонилась со старшим врачом.
Он говорит: «Если паховая область, то это – урология». Мужчина выжил… Потом,
уже спустя время, к нему снова вызывали «Скорую», но по вполне «мирному» поводу
– давление. Ездила не я, мои коллеги, они мне потом рассказали. Так что с нашим
первым «военным» пациентом всё обошлось. После того обстрела его родственник –
он же «Скорую» в тот день и вызывал – приходил к нам на подстанцию, благодарил
за то, что спасли жизнь…
Та ночь вообще была страшная. В Донецком аэропорту шел бой. Были новые
вызовы, но мы уже не смогли на них приехать – бригаду не пропускали. Той ночью в
этом районе пострадала макеевская бригада медиков – водитель был ранен в руку. Нам
в помощь прислали коллег из Макеевки, потому что было много раненых. Бригады
госпитализировали сразу по трое, по четверо пострадавших…
Той ночью я четко уяснила, что началась настоящая война. Правда, потом какое-
то время, примерно с месяц, было спокойно – по крайней мере, я не попадала на
«военные» вызовы. А потом… Помните российского телеоператора Анатолия Кляна?
188