Page 177 - Letopis

При исполнении

практике раньше не было…
В тот же день к нам стали поступать и первые пострадавшие гражданские – это
были жители прилегающего к аэропорту поселка Октябрьский. Вначале это были
единичные случаи. Первое же массовое поступление гражданских лиц произошло
в августе, когда был обстрелян наш центральный Ворошиловский район, и в районе
торгового центра «Грин Плаза» упали снаряды. Мы тогда приняли около 20 человек
гражданских с одного объекта...
Второе и самое массовое поступление было 1 октября 2014-го, когда был обстрел
на Полиграфической. К нам поступило порядка 30 человек гражданских… А потом
– 22 января 2015 года, Боссе. Самое массовое поступление – в тот день мы приняли
130 человек. Дело в том, что, помимо того жуткого обстрела троллейбуса, в тот день
был еще обстрел посёлка Абакумова в Кировском районе – там тоже были и раненые,
и погибшие. А ещё тоже 22 января две роты ополчения попали под обстрел где-то в
районе Спартака...
У нас было предостаточно таких дней, когда мы принимали и по десять, и по
пятнадцать человек из одного и того же места. Причём – серьёзно пострадавших.
Вы же понимаете, что такое раненый при обстреле из тяжёлого вооружения человек?
Грубо говоря, у него одновременно может быть перелом бедра, травма головы и так
далее…
Тяжелее всего нам было в августе и сентябре 2014 года, когда в нашей больнице
из 760 штатных сотрудников осталось человек 140, и нам приходилось работать по
двое-трое суток через сутки. Некому было работать абсолютно. Да, уже в октябре
люди начали понемногу возвращаться, более-менее наладилась работа в плане
предоставления гуманитарной помощи. Наш центр возглавил Александр Оприщенко
(позже – глава Минздрава ДНР – ред.). Скажу как есть: если бы не Александр
Александрович, неизвестно, существовала бы сегодня наша больница вообще. Наш
прежний руководитель, который возглавлял больницу до войны, Климовицкий, –
уехал… Я на работу в эту больницу пришел в 1994 году, он на тот момент уже был тут
директором и главным врачом. И я, тогда – пацан после института, смотрел на него,
как на бога…
Судить его за сделанный им выбор я не вправе, это – его личное дело. Как и
других уехавших коллег. Вопрос в том, что нам, немногим оставшимся здесь, было
очень тяжело. Мы жили в больнице, потому что не было резона ехать домой и потом
возвращаться на работу. Не было никакой гарантии, что по дороге домой или из дому
ты не попадешь под обстрел… Да и на работе мы были постоянно нужны.
Больничный коридор было сплошь залит кровью, забит ранеными. Раненые были
везде: на каталках, на полу… У нас ещё не был налажен механизм сортировки.
Мы с Оприщенко на тот момент были обычными рядовыми врачами. Я – врач
травмпункта, он – микрохирург, правда, кандидат наук. И вышло так, что мы
оба заняли руководящие должности. И я так скажу: в мирной жизни многие из
работающих здесь мечтали о должности главного врача. Престиж, карьера – чего
греха таить. Но стать врачом – это полдела, важно еще и сохранить коллектив. И как
раз Оприщенко доказал, что не коллектив существует для администрации, а наоборот.
В это крайне непростое время Александр Александрович сохранил коллектив, создал
условия, в которых мы можем работать. Он связал воедино жизнь коллектива с
руководством Республики, со средствами массовой информации, со спонсорами…
Благодаря новому руководству, сейчас мы – самая обеспеченная больница в
регионе. Хотя, конечно, у нас нет эндопротезов, нет некоторых металлических
177