Page 364 - Letopis

Военные дневники мирных жителей

в Донецке, но «много знающих» о том, что здесь происходит. Такая обида берёт! От
лжи, от несправедливости болит сердце не меньше, чем от вида разрушенных зданий.
…В последние дни очень усилились обстрелы города. В нашем микрорайоне уже
давно нет электроэнергии, отопления, горячей воды. Из всех благ есть только газ и
запас холодной воды. Странно, но мы не унываем, какое-то второе дыхание появилось,
наверное. Живём и живём себе, поддерживая друг друга. Если есть связь, то пытаемся
дозвониться друзьям и узнать, как у них дела. Да и к нам поступают предложения
переехать к кому-нибудь, где есть свет и тепло. Но дом есть дом, а мы в нём семья.
Дочка шутит, что если бы не эти вечера, то и не узнала бы, с какими приятными
людьми живет рядом. За окном полным ходом стреляют гаубицы, «Грады» и на их
фоне что-то «ворчат» пулемёты. Под эту «музыку» мы вечерами после работы при
свечах играем в карты, лото и нарды.
В домах замерзаем от холода физического. Но гораздо страшнее чувствовать холод
людского равнодушия. Стараешься общаться только с теми, кто тебя может понять.
В Украине знают свою «правду» о нас, а в России устали от всего этого негатива,
связанного с войной. Знали бы они, что действительность значительно хуже, чем они
видят в своих новостях, которым зачастую вменяют «русскую пропаганду»!..
…Снова пришлось пережить обстрел. Конечно, страшно. Снаряды рвались совсем
рядом. Утром их осколки нашла на балконе. Смотрела на осколок и думала: «Какой
ты страшный, кусочек смерти. Видела, как ты летел, мне показалось, что это огромная
искра, а это был «привет» от войны».
В эту ночь пострадал дом моей одноклассницы. Она позвонила, рассказала о
разрушениях, а потом спросила: «Почему ты не удивляешься, что я рассказываю об
этом спокойно? Соседка плачет, а мне уже все равно… Устала очень…».
Мы все очень устали…
…Ночь с 14-го на 15-е февраля. На 00:00 часов объявлено перемирие. Мы
чувствовали, что это будет «горячая» ночь. Но началось всё уже с 20.00. Сначала
в нас летели снаряды издалека, потом обстреливали из миномётов в упор. Это
продолжалось, казалось, бесконечно долго.
Мы лежали в своем «убежище» – в коридоре. Только туда и можно было успеть
выскочить при начале обстрела. Дочку от нервной дрожи и, наверное, от холода, стало
не просто трусить, а подбрасывать. Двери на балкон и на лоджии открывались от
взрывной волны очередного «бабах» у дома, а мы по-пластунски подползали к ним,
чтобы закрыть, и сразу – назад в «укрытие». Дрожащего «зайца» накрыли пальто,
к которому я смогла дотянуться, далеко не удаляясь от места «залегания» семьи.
Ходить я была не в состоянии. Руки, ноги и лицо занемели – «кололи иголочки».
Ничего не болело, но чувство не страха, а всепоглощающей тревоги обволакивало и
поглощало меня целиком.
Маленькой птичке – попугаю Гоше – было тоже очень страшно. Мы взяли его из
квартиры друзей, живших в центре города. Там стреляют меньше, но попугай остался
совсем один. Хозяева из-за этих пропусков не могут въехать в Донецк. Попугай Гоша
метался по клеточке, шуршал крыльями, падал с жёрдочки и снова взбирался наверх,
попискивая.
Кошка Манька в такой момент, как уже «стреляный воробей», плевать хотела на
«квартиранта» Гошу. Ей надо было протиснуться между нами и залечь как можно
ближе к людям в нашем общем «убежище» – коридоре.
Когда появилась связь, дозванивались друзьям, живущим в нашем микрорайоне.
Коллега моего мужа дежурил в этот день на шахте, а его жена была дома одна с
364