Page 340 - Letopis

Да не всё то, что сверху, - от Бога...

редко. Его никогда не нужно уговаривать, он всегда помогает, бросает все свои дела и
приезжает в храм. Он не любит, когда я его хвалю, но не могу не сказать о нём! Был
период, когда я месяц не мог попасть в наш храм: были сильные обстрелы, по трассе
проехать было невозможно. Он с ребятами дежурил там, когда в Луганке и Калинино
дома через один были разбиты. Храм тоже обстреливали, вокруг него очень много
разрушений, но Андрей и его помощники даже ночами приходили на дежурства. Эти
люди проявили настоящее мужество! Я благодарен предыдущему настоятелю храма,
отцу Николаю, за то, что он сумел воспитать таких прихожан.
А вообще — многому мешает война. Я своему другу, священнику, говорил при
встрече: ну ладно, когда месяц-два гремит, но когда два года нескончаемая канонада
— ну как тут быть? Стоишь во дворе, только машина приехала разгружаться — как
засвистело над головами, все упали, лежат. И это же не где-то там, всё рядом! Я
стою — и из двора вижу, как в два столба земля поднимается. Сто двадцать штук как
бабахнут — забудешь, как тебя зовут! Это очень страшно. Иной раз служишь в храме,
половина богослужения прошла — и началось. Над головой свистит, окна трещат,
стекло звенит. И думаешь: что делать? То ли убегать, то ли дальше служить…
Психологически очень тяжело. У меня сын пономарит, и бывало, что он одну из
десяти служб пропускал, потому что после обстрелов по три дня спать не мог. Это
такое нервное потрясение, когда не знаешь, в какой угол забиться! У нас когда в
пономарке пробило двери, и дыры были с кулак — чудо, что он там не стоял, убило
бы. И как после этого спать?
Я поначалу боялся. А когда насмотрелся этого всего… Езжу через блокпосты — и
знаете, не боюсь этих людей. Всякое бывало. Как-то приезжали из одного батальона,
угрожали пулемётом: хотели, чтобы я снял трафарет «Украинская Православная
Церковь Московского Патриархата». Я говорю: «Ты пришёл с пулемётом на
безоружного — ну какой ты солдат? Брат, ты что-то перепутал! Никогда такого не
было! Воин, когда перебивал меч противнику, не убивал его, так как тот считался
безоружным. А вас приехало девять человек на одного — так же нельзя!» Ну,
побеседовал с ними. Я не боюсь таких. Мне довелось повидать всякого в жизни. Я в
армии служил в 1979 году в Афганистане и видел, как люди умирают, поэтому такие
ребята меня не испугают.
Как-то остановили на блокпосту: «Какого вы патриархата? Давайте,
разворачивайтесь!» Отвечаю: «Я Конституцию не нарушил. Вот когда выйдет закон,
что мне нельзя по дорогам ездить, тогда и будешь мне говорить, куда ехать!».
У нас в посёлке, когда стали из стрелкового стрелять, люди успокоились даже.
Говорят: «Слава Богу, не бомбят!» А то ведь раньше как было? Как только темнеет,
начинается канонада. По четыре-пять часов, почти до утра. А людям каково? Они
плаксивые стали. Пришли на службу, только где-то бахнуло — у них слёзы текут. Это
уже признак нервного расстройства! Некоторые не могут до сих пор спать в домах,
прячутся в подвалы. Говорят: «Опускаюсь туда, там кушетка — и сразу засыпаю.
А дома спать не могу. Только стрельнет-бахнет — всё, до утра не засыпаю». Ни
снотворное не помогает, ничего. У меня есть несколько таких прихожан: и лечились,
и пили таблетки — результата нет. Стараюсь с ними больше общаться. Когда
поговоришь, они успокаиваются. Навещаю их, дома бываю. Один раз приехал —
думал, уже не вернусь оттуда. Понял, что это такое, когда напротив дома – блокпост
и в трёхстах метрах окопы.
Некоторые попытались выехать, пожили по три месяца за Изюмом. Говорят, тоже
тяжело: по три семьи в одной комнате, невозможно. Вот и вернулись. В Калинино
340