Page 285 - Letopis

При исполнении

спектакль «Летучая мышь», вход свободный. Спектакль задерживают на полчаса:
люди всё идут и идут… Наконец, начало спектакля. Я выхожу на сцену первой – в
роли Адели. Я всегда знала, что у нас благодарный зритель, но никогда не думала, что
настолько. У нас самый лучший зритель в мире! Люди искренне радуются и горячо
благодарят…
Дальше – один спектакль, второй, третий. Солистов не хватает. Сегодня ты
поешь Виолетту в «Травиате», а завтра, толком не отдохнув, девочку Доротти в
«Волшебнике Изумрудного города». Если не споёшь ты, то не споет никто. Особенно
тяжело становится в январе. Всё, что я ни делаю – просыпаюсь, иду репетировать,
выступаю, иду домой, – я делаю под непрерывную канонаду. Не все выдерживают.
Несколькими месяцами ранее умирает наш Василий Иванович – его сердце не
выдержало постоянного напряжения и ответственности за нас и зрителей…
Канонада. Разбитый и залитый кровью на Боссе троллейбус. Разбитый артиллерией,
уничтоженный огнём склад декораций «Донбасс Оперы» – и больше нет ни «Летучего
голландца», ни «Любовного напитка», ни «Спартака», ни «Отелло»… Спектакль
– и снова непрерывная канонада, а по вечерам – прорезающие черное небо залпы
«Градов» – салют, как я объясняю сыну.
Война постепенно становится обыденностью, частью жизни. Фантасмагория.
Война и работающий театр. Первым фильмом о нашей войне стал фильм репортёра
«RussiaToday» Мигеля Фрэнсиса «Донецк глазами американца». Видеоряд:
разрушенный Донецк, разрывы, а в качестве саундтрека наш театр репетирует
«Травиату»! И в финале плачущий во время нашей репетиции Мигель Фрэнсис, для
которого всё это страшно, а для нас это – жизнь, которой завтра уже может и не быть.
Услышав заданный во время съёмок вопрос Мигеля: «Вам не страшно?», искренне
недоумеваю. Всё как-то притупилось: жива, и слава Богу.
Спектакли, спектакли… Нет дирижёров. За пульт встали ребята из оркестра –
Юрий Парамоненко, Александр Пахоленко, Алексей Горобец, Павел Куриляк, а с ними
– вокалист Сергей Дубницкий. Не хватает солистов – каждый учит новые партии.
Выручают ветераны сцены. И как только у этих пожилых людей – пенсионеров –
хватает на всё сил? Первая зарплата, которая не совсем зарплата: Анна Нетребко из
солидарности передала театру миллион рублей, и каждому из нас выдают по три
тысячи. Огромные деньги!
Спектакли, спектакли… Мы играем их, не задумываясь о том, что мы значим
для города. Уже в конце 2016 года мне как-то скажут: «В те дни мы жили вашим
театром…». Для людей мы остаёмся островком той самой старой довоенной жизни,
местом, где на пару часов можно отвлечься от ужасов войны. Но война приходит и
в театр. Кажется, что мир уже вот-вот наступит, уже затихают бои под Дебальцево,
уже что-то подписали в Минске… У нас идёт «Мистер Икс». Я пою Теодору. Разрыв,
второй, третий… Кажется, будто попали в театр. С люстры летит вековая пыль, а в
зале спокойно сидят зрители: никто не вскакивает, никто не кричит, будто ничего и не
произошло. Я продолжаю петь, мы завершаем действие и… аплодисменты! Занавес…
Начало нового действия и… все зрители на местах! У нас самый лучший зритель в
мире! Иду домой и вижу воронку на бульваре Пушкина. Как-то не сразу понимаю, как
же это близко: два квартала до театра, квартал до дома…
Мир.… Или не мир? Стреляют, но где-то далеко и вроде непостоянно, или это я
уже привыкла и не слышу.… Начинают возвращаться сослуживцы. Странно, но они
приседают при звуках взрыва: если ты услышал разрыв, то в тебя уже не попали,
не попали и слава Богу! Как-то разом повзрослевший сын, который, слыша взрыв,
285