Page 237 - Letopis

При исполнении

«Домой не едь». Опять начался обстрел…
Ну, а как не едь – уже все необходимое куплено! И вообще – всё-таки лучше дома,
вместе со своими. И я поехала.
Из центра Макеевки добралась до поселка Ханжёнково, а там уже дальше никто
никуда не едет… Добежала до таксистов, стоявших на автостанции. Уговорила,
поехали – вроде как затишье наступило… И вот мы доезжаем до остановки, и опять
начинается обстрел. Выскакиваю, там кирпичная остановка, я – скорей туда. А
таксист, даже не закрыв дверь, разворачивается и на быстром ходу уезжает.
Я всё-таки добежала до своего подвала. Все обрадовались конфетам…
Мы видели, как первый раз украинцы били по шахте «Ясиновская-Глубокая».
Как раз шли за водой к колодцу. Перед нами – поляна, а шахта стоит на бугре. Было
хорошо видно, как полетело со стороны Коммунара, где стояла украинская армия, и
уже прилетело на «Ясиновку». Дым пошёл…
Было очень тяжело. Пока сидели в подвалах – вычухаться не могли, потому что
сквозняки, сырость. К счастью, совсем маленьких детей среди нас не было. Малышей-
племянников вывезли сразу же, а с нами в подвале были подростки. Но вот у моего
дяди, брата отца (он погиб, к сожалению) дети во время боевых действий находились
здесь. И, конечно, психика у младшего сильно нарушена. Где-то стук услышит – сразу
пригибается. До сих пор. Помню, недавно был у него день рождения, мы пришли в
гости – где-то дверь бахнула, и он пригнулся…
Когда украинская армия отступала, им сделали «зелёный коридор» по трассе, дали
возможность уйти из этого окружения. И, уходя, они взорвали мост через Крынку.
Мост был плитовой, из четырех плит. Взорвали одну из плит – она вздыбилась, встала
боком, и проехать стало невозможно. Восстанавливали его уже наши ополченцы,
причем сравнительно быстро – примерно за две недели. Там пришлось взрывать
вторую половину моста, потому что он был покорёженный, – так предупредили
людей, чтобы не пугались, что опять война началась…

ВЕРА ЛЯЩЕНКО руководитель пресс-службы
ГП «Макеевуголь», г. Макеевка

Лично для меня война в Донбассе началась задолго до того, как мой город стал
прифронтовым, — когда стали бомбить Славянск и Краматорск. Одна из наших
коллег, Ольга Стадниченко, которая работала в профильной отраслевой газете (тогда
еще Украины) «Сбойка», жила в Краматорске. И когда начались первые бомбёжки,
когда обстреливали Карачун, когда пострадала Семёновка, и в Краматорске тоже было
неспокойно, мы всем сердцем сопереживали этим людям. Я практически каждый
день звонила: «Оля, как вы?», «Ты жива?», «У тебя дом цел?», «Где твой ребёнок?»,
и так далее… Она у нас – большая «кошатница», и она рассказывала, как собирала
в сумку кошек и вместе с приятельницей пряталась под лестницей на первом этаже
своей многоэтажки. Говорит: «Мы всё время – на «низком старте». Постоянно такое
чувство, что нужно куда-то бежать».
Я – представитель послевоенного поколения, лихолетья Великой Отечественной не
испытала, хотя и воспитывалась на её примерах. И, скажем так, война на картинках, в
кино и в книжках – это не та война, которая была по чьему-то злому умыслу развязана
у нас здесь, на земле Донбасса…
Потом, когда события перенеслись в Донецк и наступил август 2014-го, меня
постоянно одолевали два страха. Первый страх присутствовал потому, что Макеевка
237