Page 33 - Letopis

Города, опалённые войной

нас объективной информации из горячих точек начинающейся войны путём
насильственного устранения все российских кабельных каналов увенчались
поражением.
Мы – жили этими новостями.
Я помню, как страшны были те, самые первые, взрывы, первые «Грады»… Когда
на нас, по приказу гаранта Конституции – президента Украины, шли карательные
батальоны оголтелых майдановцев. Они громили, насиловали, пытали, убивали,
мародёрствовали, издевались и радовались вседозволенности. Это были даже не
звери, это было воплощение сатаны.
Злобный «джинн» был выпущен из бутылки и «благословлён» правительством.
Я помню, как уезжали от прямой и откровенной опасности горожане с маленькими
детьми, от страха писавшимися в постели и заикавшимися от взрывов. Вывозили
больных стариков, которым война явилась повторно, как кошмарный сон, оказавшийся
ещё более кошмарной явью.
А оставшиеся молили Всевышнего: «…Если суждено, Господи, – то чтобы не
мучиться».
Я помню, как «радушно» ждали дончан на других территориях Украины. Как
разбивали стёкла машин с донецкими номерами, как отказывали в аренде жилья, видя
прописку в паспорте, и как неохотно брали на работу изгоев из «зоны АТО».
Наступила блокада.
Мы были отрезаны, окружены, обездолены. Украина лишила наших стариков
пенсий, заработанных трудовым потом, затем перестали выплачиваться и зарплаты.
Наступила продовольственная блокада. Полки магазинов были пустыми, а улицы
Донецка – безлюдными.
Было ясно, что нас убивают, выживают с этой земли, хладнокровно и методично.
И каждый принимал решение для себя сам: уехать, или остаться – и принять бой в
прямом и переносном смысле.
Мы – медицина, а, значит, без флагов в принципе. Но не мы напали, а на нас. Мы
оказались у истоков зарождения чего-то, пока неведомого, – и перед угрозой полного
уничтожения. Мы добровольно пошли в эти жернова борьбы за право жить.
Я помню, как наши сотрудники после напряжённого рабочего дня на
станции переливания крови бежали оказывать помощь в медсанчасти, стихийно
образовавшиеся, куда привозили раненых.
А Украина злопыхала: «Так им и надо!», при этом получая гробы с сыновьями и
мужьями, теряя свой генофонд.
Я никогда не забуду, как россияне звали в свои дома чужих, незнакомых людей из
другой страны, сидевших месяцами по подвалам, спасаясь от смерти. Воистину – нет
чужой беды и чужих слёз.
Я помню, как Россия помогала и вывозила для оказания квалифицированной
медпомощи и психологической поддержки израненных, ни в чём не повинных детей,
зачастую ставших инвалидами…
Я помню, как после очередных обстрелов мирных жилых кварталов вылетали
стекла, прошивались снарядами квартиры, или прямыми попаданиями дотла, до
основания, выжигались, уничтожались дома. Как были убиты соседи, как не было по
нескольку недель воды, света и газа, как невозможно было связаться по мобильным,
и наши родные сходили с ума от неизвестности.
Я помню, как под артобстрелы попадали наши медики-выездники, возвращаясь с
Петровки, из Киевского района, из Докучаевска… И мы за них тряслись и молились,
33