Имя заслуженной артистки Украины Елены Петровны Горчаковой встречается во многих театральных энциклопедиях. Ещё бы: прожито на сцене более четверти века, исполнено свыше пятидесяти ведущих балетных партий. Люди старшего поколения с восторгом вспоминают времена бурной славы прима–балерины, когда в Донецкий театр оперы и балета, которому она была предана всю творческую жизнь, ходили «на Горчакову».
Мне посчастливилось: я была не только хорошо знакома с Еленой Петровной, но и вела в Доме работников культуры презентацию написанной ею книги «Размышления в затянувшемся антракте», не раз бывала у неё в гостях в доме на бульваре Пушкина, где сейчас висит мемориальная доска памяти балерины. Для меня Елена Горчакова – пример служения своему призванию, человек, пропустивший все события времени через свою душу и сердце.
Однажды я брала у неё интервью, которое сохранилось. Думаю, что сегодня оно не потеряло своей актуальности и напомнит читателям о замечательном Человеке и высоком Профессионале.
Пусть звуки фамилии Вашей горчат,
Но имя – в нём нотки богини звучат
Увенчаны отчеством царским – Петра…
Ах, не оттого ль так светла и мудра?!
- Елена Петровна, с чего начинался Ваш Большой Балет?
- С трагедии. Началась война. Я только что получила диплом об окончании Киевского хореографического училища. Но выехать из Киева в родной город мне не удалось, и я держала путь целый месяц пешком через сёла. Только от Днепропетровска меня подвезли военные эшелоны. Возвращалась домой без вещей, без денег. При мне были диплом, комсомольский билет и две пары балетных туфель. Для меня они были талисманом надежды на счастье. Я хранила их все годы войны. И на фронте…
- Расскажите, как Вы попали на фронт?
- Вместе с двумя подругами мы обратились в полевой военкомат с просьбой взять нас на фронт. Нас зачислили в 8-й отдельный полк связи 8-й воздушной Армии. Кроме основной боевой подготовки, мы принимали участие в выступлениях перед бойцами. Сами сочиняли хореографию, переделывали солдатские юбки и гимнастёрки в костюмы… Солдаты в часы отдыха между боями, затаив дыхание и не шевелясь, смотрели на импровизированную сцену, состоящую из двух грузовиков.
- А как сложилась судьба Ваших туфелек?
- Я передала их в музей того самого 8-го полка, где служила красноармейцем. Но прежде успела встретить в них День Победы, танцуя перед ликующим народом на театральной площади г. Сталино.
- Это - самое сильное впечатление военных лет?
- Да. Но было и другое, связанное с театром в самом начале войны. Представьте: идёт репетиция, и вдруг бомбёжка такой силы, что люстра в зрительном зале раскачивается и звенит… Этот звук как-то символически спрессовал все страшные годы. И когда мне бывало трудно, говорила себе: «Нет, ещё не так страшно! Нет, люстра не звенит…» И, знаете, помогало.
- Вас часто обижали в жизни?
- Обиды быстро проходят, а творчество остаётся.
- Что Вы считаете главным в балете?
- Балет – молчаливый вид искусства, и тут главное – суметь как можно больше сказать. Если работают одни ноги, получится танец ради танца, демонстрация данных и техники – и только. А возвышает не рампа – знания, мировоззрение, чувства. Если мастер наполнен и ему есть что сказать, зритель обязательно почувствует это, услышит и поймёт.
- Вы танцевали в одно время с Галиной Улановой. Это никогда не смущало?
- Скорее она подпитывала меня и заставляла строже к себе подходить. Я стремилась и на её фоне оставаться собой. Помню знаменитую сцену смерти в «Бахчисарайском фонтане», где Мария в исполнении Улановой, держась за колонну, медленно опускается вниз. Наш балетмейстер хотел повторить эту мизансцену и со мной. Но я нашла и предложила своё решение: обегала колонну и устремлялась к окошку, верхней бойнице, как символу света, за которой – родина, любимый. Моя Мария боролась до конца, и Гирей мог взять её на руки только мёртвую… Эта сцена имела неизменный успех.
- Среди балетных партий были, скажем, нежеланные?
- Тут не так. Очень любила Марию, много танцевала Одетту – Одиллию, была Джульеттой, Золушкой, Эсмеральдой, Мавкой… Да всех не перечислишь. А нежеланные… Я бы не так сказала. Ну вот – Баядерка, Зарема, Китри в «Дон – Кихоте»… Прекрасные партии. Но не мои. Я могла бы станцевать и Хозяйку Медной горы, и Хиврю из «Сорочинской ярмарки», но это была бы уже не я. Не моя природа, понимаете? Важно оставаться собой.
- А что бы Вы пожелали юной балерине?
- Этого и пожелала бы: найти себя и оставаться собой.
- Вам не снятся ваши героини?
- Не только снятся – они мои подруги. Наяву. Просто раньше чему-то их учила я, а теперь – они меня.
- Чему же, если не секрет?
- Искренности. Чистоте. Умению достойно и красиво умереть. Да-да, думать о смерти естественно для человека. Мудрецы считают, что этому надо учиться в молодости.
- Сохраняя при этом жизнелюбие и оптимизм, которых Вы никогда не теряли. Хотя время сейчас такое, что невольно можно вспомнить люстру, сравнить тогда и сейчас…
- Трудно, конечно. Всем. Улыбок стало поменьше. Но люстра… Нет, люстра не звенит. И дай Бог, чтобы никогда не звенела!
Светлана Куралех, руководитель литературно-драматургической части Донецкого республиканского академического театра кукол