Сегодня, 9 мая 2021 года, представляем читателям портала «Культура Донбасса» героя второго выпуска «Посвящений…» – народного артиста СССР, мудрого человека с блестящим чувством юмора и яркой биографией – Зиновия Гердта. Зиновий Ефимович ушёл добровольцем на фронт, после тяжёлого ранения всю жизнь хромал…
Скоро 25 лет, как любимого артиста нет с нами, но живы созданные им образы, его неповторимый голос, память друзей и поклонников. В начале 80-х годов он побывал с выступлениями в Донецке. О своём знакомстве и встречах с Зиновием Гердтом вспоминает автор рубрики «Посвящения…» – завлит Донецкого театра кукол и профессиональный поэт – Светлана Куралех.
САМОЕ СЛОЖНОЕ – БЫТЬ ПРОСТЫМ
* * *
Дни холодны, как белые дома,
И нет тепла в стихах от белых строчек.
…Ах, Зяма, это – первая зима
без замыслов твоих и заморочек.
Озябший Зямородок, балагур,
ударили крещенские морозы.
…И реквием тебе сквозь каламбур
Рождается, как будто смех сквозь слёзы.
Пускай твоя душа легко парит,
то с Богом говорит, то балом правит,
а время, что тебя боготворит,
само рассудит всех и всё расставит
по полочкам, по облачным местам,
где ты опять играешь бесшабашно…
- Ах, Зяма, где ты, где ты?
- Где-то там…
- Там страшно, говорят?
- Совсем не страшно.
Эти строки появились у меня на одном дыхании в тот день, когда я узнала, что не стало Зиновия Гердта (Зямы). А вот «озябший Зямородок» витал в душе и раньше. Для меня образ Гердта всегда ассоциировался с лёгкой птицей, вроде ироничного ворона из «Снежной королевы» Шварца. Впрочем, нет, Гердт был слишком свободен, чтобы стать придворной птицей. А почему зимородок – Зямородок? Потому что зима, сильный мороз. Юный Зяма идёт по улице в одном пиджачке на голое тело (это из его рассказа о себе). Зуб на зуб не попадает. Тогда одним махом сбрасывается пиджак (как прыжок в прорубь), лёгкий шок, и пиджак снова надевается. Зато сразу становится тепло. Парадокс? Но разве можно представить Гердта без парадокса? Потом, когда я стала по утрам выливать себе на голову ведро ледяной воды, то делала это не по Иванову, а по Гердту...
Познакомились мы с ним в Киеве, на юбилейном вечере детского драматурга Ефима Чеповецкого. Дифирамбы виновнику торжества лились рекой, но в какой-то момент их число начало зашкаливать. И тут на сцену вышел Гердт и очень коротко пожелал, чтобы хотя бы пятая часть сказанного в адрес юбиляра оказалась правдой. Атмосфера сразу стала живой и непринуждённой. Было это в августе 1979 года. Зяма оказался в Киеве в связи с озвучиванием мультика «Приключения капитана Врунгеля», а я приехала на гастроли с Донецким театром кукол, куда только-только перешла с инженерной работы на должность завлита.
Тогда я мало кого знала и на фуршете, скромно забившись в угол, наблюдала за происходящим. И вдруг оживлённый шёпот: «Гердт! Зиновий Гердт!» (Обожаемый мною Гердт). Одно дело – со сцены, а совсем другое – рядом, в нескольких шагах. А дальше – очевидное-невероятное: Зиновий Ефимович направляется именно в мой угол и обращается именно ко мне. Оказывается, ему понравилось шуточное поздравление нашего театра и он захотел познакомиться с автором стихов. Услышав добрые слова, признаюсь, что пишу не только шуточные стихи, предлагаю что-нибудь прислать в Москву. В ответ: «Пришли, на стихи отвечу».
Из Донецка я послала Зиновию Ефимовичу стихи, как обещала. Ответа не получила. А тут – командировка в Москву. Попадаю на презентацию книги Владимира Лакшина о Твардовском. Ведущий – Зиновий Гердт. В перерыве Зиновий Ефимович сразу узнаёт меня, представляет Владимиру Яковлевичу. Потом благодарит за стихи и даёт им довольно лестную характеристику. Тут же добавляет тоном, не терпящим возражения: «После вечера едем к нам, сейчас только Таню найду». Так я познакомилась с замечательной женой Гердта Татьяной Александровной и впервые попала в их гостеприимный дом.
А потом появилась мечта пригласить Зяму с выступлениями в Донецк, и я, по выражению Зиновия Ефимовича, «вышла на Гердта», то есть, методично в течение нескольких месяцев звонила в Москву, чтобы выловить в его рабочем графике «окошко». В конце 1981 года мечта моя сбылась.
Помню, как встречали его на вокзале, как легко он спускался со ступенек вагона, в коричневой дублёнке и, кажется, в кепке.
В лифт гостиницы «Дружба», где жил Зяма, к нам вошла хрупкая горничная с увесистым тюком постельного белья, узнала его, разулыбалась, и вдруг Гердт начал как бы возмущаться: «Безобразие! Я буду жаловаться!» Девушка оторопела. Оказывается, Зяма «грозился» пожаловаться директору на перегрузки подчинённых. Помню, как на этаже с его появлением сразу все оживлялись.
Не припомню, чтобы он хотя бы раз коснулся финансовой стороны выступлений или ставил какие-то условия. Хотя нет, были условия проведения встреч: «Только без роликов и не меньше двух часов!»
Гердт появлялся на сцене – и раздавался взрыв аплодисментов. Два часа пролетали как мгновение. Это был монолог артиста, личности, человека с яркой судьбой, монолог, но каждый из присутствующих в зале чувствовал себя непосредственным участником разговора о вещах общеинтересных и важных. Сам Зиновий Ефимович назвал свои встречи «Рассказы о профессии, о друзьях и о себе», О профессии? Да, о профессии кукольника, о работе в кино – в кадре и за кадром. Об этом сейчас много написано. О друзьях он говорил с особым удовольствием и любовью. Вера Веденина – медсестра, спасшая ему жизнь на фронте, Нина Меркулова – добрый друг и партнёр, без которой немыслим Аркадий Апломбов. Ролан Быков, Пётр Тодоровский, Михаил Швейцер… А как он читал стихи! Твардовского, Пастернака, Светлова, Заболоцкого, Окуджавы, Самойлова…
Секрет успеха Гердта-рассказчика – в предельной искренности, естественности, удивительной способности к импровизации, позволяющей не повториться ни в одном из выступлений. И, конечно, в его блестящем остроумии.
О себе говорить всего труднее. Но сквозь всё, о чём шла речь на встречах, просвечивала личность Зиновия Гердта, актёра и человека, которому есть что сказать. Люди приходили на выступления по два, некоторые по три раза. Подолгу не отпускали его. Кажется, вот уже финальный момент, но Гердт роняет фразу: «Я ещё нам нужен!» – и аплодисменты взрываются с новой силой. Кто-то, вручая букет, замечает: «Вам очень идут цветы!» Тут же ответная реплика: «Цветы идут всем!»
Из зала поступало много записок. В одной из них был вопрос: «Что Вы считаете самым сложным в своей профессии?» «Быть простым, - ответил Гердт, - быть самим собой».
Он оставался самим собой и вне сцены – мудрым и непосредственным, весёлым и доброжелательным, скромным и распахнутым для общения.
…Встреча с нашим театром проходила в Донецком Доме работников культуры (тогда мы ещё не перешли на проспект Ильича). Приветствуя Гердта, не сговариваясь, встают кукольники, в большинстве своём – женщины. Зиновий Ефимович замечает: «У вас высокопрофессиональный режиссёр – умеет подбирать женские кадры». Говорил он очень просто. Обращался ко всем, а каждый чувствовал, что лично к нему… Делился размышлениями о театре вообще и о театре кукол, в частности. Его слова записывали на магнитофон, и есть возможность вспомнить какие-то фрагменты.
- Жанр наш прекрасен, если отдаваться ему действительно серьёзно и получать удовольствие от того, что неживое может стать живым. Редкие случаи у меня бывали, когда я забывал себя (всё, что у меня там есть – в голове, в душе, не знаю, где это помещается). Всё это колдовским способом перетекало в кусочек поролона,и этот кусочек поролона обретал некий дух и был способен растрогать, тронуть сердце сидящего в зале. Рассмешить проще, а вот тронуть сердце…
- В нашем «странном жанре» есть такие моменты одухотворения куклы, которые невозможно пережить на «человеческой» сцене.
- Я как человек, 36 лет верой и правдой прослуживший театру кукол, могу сказать, что меня не устраивает в любой творческой личности. Это – чувство собственного совершенства. На этом кончается театр, на этом кончается и актёр… Хуже комплекса неполноценности, причём намного, комплекс полноценности…
Выступления Гердта прошли в кинотеатре Шевченко. Кажется, во Дворце «Юность» и Университете…
Представители УВД просили выступить для них вне плана.
Зяма ответил молниеносно:
- А если я откажусь, чем это мне грозит?
…Идём обедать к нашему главному режиссёру Борису Смирнову. Квартира на 6-м этаже. У входа в подъезд Зяма останавливается, глубоко втягивает воздух носом и очень вкусно произносит: «Фиш!» И действительно, к обеду была приготовлена его любимая фаршированная рыба.
…Мы не придумали ничего лучшего, как подарить ему на память о Донецке куклу Люциуса из нашей «Чёртовой мельницы».
Зяма:
- Вы с ума сошли? Что я с ним буду делать? Черти – такая ответственность…
Сейчас этот Люциус висит в витрине фойе нашего театра и напоминает не только о спектакле, но и о Гердте.
Встречи с Зиновием Гердтом я воспринимаю не иначе как щедрый подарок судьбы. В годы, когда стихи мои не печатались, его одобрительное отношение помогло мне не потерять веру в себя. По его примеру я запоминала наизусть стихи любимых поэтов. Иногда, сам того не подозревая, он давал мне очень полезные уроки. Как-то, уже в Москве Зиновий Ефимович попросил меня почитать новые стихи. Я позволила себе немножко «поломаться», рассчитывая на повторную просьбу, а повторной просьбы не последовало. Другой урок. Говорим о новой книге стихов Давида Самойлова «Залив». Дома я успела просмотреть её «по диагонали», но решаю высказать обтекаемое мнение – в целом, мол, хорошо, но не всё однозначно. Зяма, как бы не слыша моей фразы, медленно произносит: «Да, замечательная книга». И меняет тему разговора.
Вспоминаются другие встречи в Москве, отдельные эпизоды, фразы.
…Уже, наверное, в пятый раз смотрю в театре Образцова «Необыкновенный концерт», на этот раз – самый необыкновенный, потому что меня пригласил Зиновий Гердт. Каждое появление на ширме Аркадия Апломбова встречается особо тёплой реакцией публики. После спектакля я буквально утопаю в огромном лимузине, подаренном Зяме в какой-то зарубежной поездке. Мне кажется, это происходит не со мной. Но реальными оказываются и знакомый дом на улице Строителей, и улыбка Татьяны Александровны, и расспросы о новостях в Донецке, и быстро накрытый стол и весёлый вопрос: «Это как – не пьёшь водку?»
…Снова театр Образцова, теперь я с 10-летним сыном, который вдруг куда-то затерялся. Зиновий Ефимович ходит по театру и своим неповторимым голосом зовёт: «Алёша! Алёша!» Алёша сразу находится, и мы втроём идём в буфет, где Зяма угощает нас бутербродами с икрой.
В другой раз смотрим с сыном спектакль «Костюмер» в театре Ермоловой. Открываю для себя нового Гердта. Помню очень усталое лицо Зямы после спектакля.
…В этот приезд Зиновий Ефимович дал мне почитать стихи Бориса Чичибабина, присланные ему из Харькова и написанные рукой поэта, с которым тогда я была знакома только по ранней книжке, прошедшей жёсткую цензуру.
…В ЦИДРИ – творческий отчёт донецких работников культуры. Я послала Зиновию Ефимовичу приглашение. Несмотря на занятость, он приехал поздороваться. Прочла четверостишие, написанное под впечатлением его Мефистофеля в телевизионном фильме «Фауст»:
Мы изучили фас его и профиль,
И голос полюбили горячо...
Был Люциус, теперь он – Мефистофель.
Какого Гердта надо вам ещё?
Поправил произношение: не Гердта, а Герта (так ближе к «чёрту»).
…Осень 1982 года. Я снова в доме Гердтов, после фестиваля театров кукол во Франции. Взахлёб делюсь впечатлениями, и мне кажется, что хозяева счастливы не меньше, чем я сама. Общение затянулось – остаюсь ночевать.
Замечаю на книжной полке четырёхтомник Мандельштама (дома у меня только самиздат), набрасываюсь на него, читаю впервые «Мы живём, под собою не чуя страны…», «Мастерица виноватых взоров…», прозу, шуточные наброски… Париж отодвигается на второй план. Пробую что-то переписать, но засыпаю. А утром на столике для меня предусмотрительно оставлены рядом с Мандельштамом ручка и бумага, и я могу писать, писать, писать.
Но прежде – овсяная каша. Её вкус я помню до сих пор.
…Ещё эпизод. После бешеной гонки по Москве врываюсь в дом Гердтов, чтобы взять интервью в связи с предстоящим 50-летним юбилеем нашего театра. Зиновий Ефимович удивлённо смотрит на меня: «Что за темп жизни ты выбрала?» И через минуту, прикрыв микрофон, по-детски заговорщически: «Был там (за границей). Видел всех – Васю (Аксёнова), Вику (Некрасова) и всех-всех». Дальше беру для театра автограф и записываю на магнитофон поздравительные слова.
Привожу запомнившиеся пожелания театру и зрителям.
- Я желаю вам трудных успехов, очень трудной жизни – только это выработает в вас сопротивляемость и жизнедеятельность, а значит – творчество.
- Маленьким зрителям я желаю любить театр кукол, ходить в него, рисовать всё, что видят в нём, и накапливать воспоминания от общения с искусством для взрослой жизни.
- Взрослые зрители в театре – особая категория, если они хотят не только позабавиться, но и не утратить детство в душе. Товарищи взрослые! Ходите в кукольный театр – это очаровательное времяпрепровождение!
…Позднее старалась не беспокоить его понапрасну, да и возможности поехать в Москву не было. Это были трудные годы после развала Союза, когда мы стали разными странами. В последний раз позвонила, чтобы поздравить Гердта с 80-летием. Татьяна Александровна передала Зяме трубку. Я прочитала поздравительный экспромт:
Ах какая приключилась драма:
За границей оказался Зяма.
И теперь любовь моя безбрежная
Ближняя и всё же зарубежная.
Но душою я в Москве, а где ж ещё?
И меня таможням не сдержать.
Я прошу сердечного убежища,
Чтоб его к груди своей прижать.
Рассмеялся, просил прислать. Я и не представляла себе, как серьёзно он уже был тогда болен. Потом юбилейный вечер по ТВ, когда с замиранием сердца мы смотрели, как Зиновий Гердт смог встать и прочесть стихотворение любимого его поэта и друга Давида Самойлова. Последними словами Зямы со сцены были: «Хороших людей больше, чем плохих…»
_______________
Рубрика «Посвящения…» представляет самые интересные посвящения, которые являются маленькими свидетелями большой культуры Донбасса и её неразрывной связи с культурой России.