«Сибирский цирюльник» – художественный фильм режиссера Никиты Михалкова 1998 года, центральным эпизодом которого стала Масленица. Одна из сюжетных линий фильма происходит в России 1885 года – уж тогда-то народные традиции чтили, да Масленицу отмечать умели. Предлагаем к просмотру фильм «Сибирский цирюльник» и воспоминание режиссера о съемках ярчайшего эпизода фильма – Масленицы.  

Съемки масленичного эпизода были опасными и трудными. Снимали на Новодевичьем пруду в Москве. Как положено – именно в феврале. Реальность отказывалась изображать суровую русскую зиму: температура воздуха была +12-13 градусов! Такой невероятной оттепели на Масленицу на тот момент не было сто лет. Пришлось тратиться на тонны искусственного снега и поливать жидким азотом изрядно подтаявший лёд, чтоб актёры вместе с декорациями не ушли под воду. Никита Михалков всегда мечтал снять фильм о Сибири, чтобы отдать дань корням (его предки родом из Сибири) и конкретно одному из них – своему прадеду художнику Василию Сурикову. А с Суриковым у режиссёра история вышла почти мистическая.

Из воспоминаний Никиты Михалкова:

«Без уверенности, без вдохновения такой картины не поднять. Где черпать их, где найти? Самое главное, что никто тебе в этом не поможет, это как болезнь – сам не осилишь, ничто не спасет. Время шло, а душа была пуста. За день до съемок, дойдя почти до полного отчаянья, я решился на странный шаг. Я попросил Людмилу Павловну Греченко (директора Дома-музея Василия Ивановича Сурикова в Красноярске) разрешить мне переночевать в доме прадеда. Она разрешила. Где, думал я, можно черпать силу духа, мощь темперамента, как не в доме великого русского художника, одного из лучших наших исторических живописцев. Я не могу объяснить, чего я ждал от этой встречи, но это была последняя надежда. Меня положили в комнате моего двоюродного прадеда Александра, брата Василия Ивановича, на которого, говорят, я очень похож. Это была жуткая ночь. Дом не принимал меня, он кряхтел, вздыхал, стонал. «Кто это? Почему этот человек здесь?» – наверное, думал дом. Я промаялся до шести утра, в шесть я провалился в сон, в семь меня разбудили, и странно, я был бодр, абсолютно спокоен и свеж. Горячий чай в доме прадеда, с сибирскими шанежками – и все; не оглядываясь, без всяких сомнений, я нырнул в фильм длиною в три года.

Один из центральных и сложнейших эпизодов фильма – «Масленица». Когда мы начали к ней готовиться, особенно когда начали снимать, я вдруг понял тот потаенный смысл, по которому Господь привел меня в ту ночь в дом прадеда. Суриковская цветовая насыщенность, буйство красок, энергия цвета, его живописная пульсация – все это должно было ожить в эпизоде народного праздника. И здесь было важно все – костюмы, лица, точность и сочность деталей, пластика движения камер, и при этом осознанное мною, хотя и рискованное движение к так называемому «лубку», который по сути дела и является частью народного духа, натуралистической экзотикой, за которую меня так часто крыли в прессе…»