Page 67 - Letopis

Города, опалённые войной

зашёл, как в крышу здания произошло прямое попадание, её попросту снесло. Снесло
и фронтон, всё это загорелось… Потом всё стихло, а крыша – деревянная – продолжает
гореть. К счастью, подоспели военные, потушили мы этот пожар. Потом опять начали
бомбить. Опять спустились в подвал… И так, с интервалом в час-полтора, днём и
ночью, до 29 августа, мы находились под обстрелами.
Если честно, вспоминать это всё не хочется – оно только начало заживать…
Водовод, естественно, был сразу же разбит. Ни воды, ни света – лето, жара…
Но не это было самое страшное. Страшнее всего было сдохнуть – извините за это
слово, но именно не умереть, а сдохнуть. Пойти набрать воды, приготовить поесть,
помыться – такие элементарные в мирное время бытовые вещи для нас стали чем-
то сверхъестественным, сопряженным с громадным риском для жизни. В районе
городской больницы стояла ёмкость на три тонны. Расстояние до ближайшего
источника воды – порядка 700 метров. «Дорога жизни», как в блокадном Ленинграде.
За водой ходили не только мужчины, но и женщины, отовсюду, из разных домов
пробирались. И это был героический поступок. Вот она идёт, а оно свистит, падает
рядом… Бывало и так, что люди шли за водой – а обратно не возвращались… И так
было не раз и не два. Многие выбирались из подвалов на улицу, чтобы приготовить
поесть – а назад их уже заносили, без головы… Это всё были люди, жившие рядом,
наши соседи, горожане, и я это видел своими глазами.
У нас на предприятии был работник, Царство ему Небесное, Сергей Кучеренко,
водителем работал на МАЗе. Еду мы готовили сразу на выходе из подвала, потому
что, если внезапно начинался обстрел, можно было не успеть добежать до укрытия.
Из кирпичей выкладывали самодельные печи, сверху – решётка. На ней мы и хлеб
выпекали – точнее, не хлеб, а пышки из муки на воде, потому что хлеб было взять
негде. И вот вышел наш Сергей испечь пышек, а назад не успел забежать – заработал
миномёт, и ему просто снесло голову.
Похоронили мы его возле дома. Лето, жара… Потом, естественно, когда
прекратились боевые действия, его перезахоронили. И это был не единичный случай,
что людей хоронили в огородах, возле домов. Ползёшь за водой, и видишь – то там
труп лежит посреди улицы, то там… Когда была возможность, в минуты затишья,
трупы заносили в больницу, в морг, хотя и там тоже было всё разбито. Хоронили без
гробов и церковных обрядов, потому что было не до похорон. Огонь был постоянным...
Это – жуткие воспоминания. Я по жизни человек спокойный, уравновешенный, но
вспоминать это без боли в сердце не могу. Только что город был цветущим, мирным
– и вдруг стал мёртвым. У нас центральная улица Шевченко вся усажена каштанами.
Страшно смотреть было на оторванные ветки, посечённые осколками дома. Всё в
дыму, от иных домов – одни печные трубы…
На момент начала боевых действий в городе было много детей – не всех вывезли
в безопасное место. Они сидели в подвалах вместе с родителями. Мамы их не
отпускали ни на шаг. Лето, белый день, ребенку побегать на воздухе хочется – и как
ему объяснишь, что туда нельзя, что там может убить?..
По ночам тоже было «весело». Как я понимаю, какие-то фосфорные боеприпасы
выпускали. Вроде бы летят такие огоньки, красиво… А месяц – август, трава уже
сухая – и всё возгорается при соприкосновении. Пламя перекидывается на деревянные
дома…
Врезался в память такой случай. Я находился в подвальном помещении напротив
СМУ-7 – организации, где я работаю. У нас есть деревообрабатывающий цех, и вот
он оказался в зоне миномётного обстрела. Загорелся. Здание – кирпичное, окна –
67