Page 438 - Letopis

Поддержавшие сердцем и творчеством

– мы даже остановились и смотрели на это, и слёзы выступили у нас на глазах. Как
можно такую красоту бомбить?! Я уже не говорю о том, что здесь дети, старики…
ЛЮДИ!
Я всегда с восторгом сюда приезжаю. Оттого, что Донбасс – непокорённый. Он
не выдумывает себе ни новую национальность, ни новый язык; не предаёт своих
стариков, свою историю – это самое главное. Я обожаю Донбасс за это. Потому что
он всему миру показал, и даже России, что такое истинный русский дух…

ЗАХАР ПРИЛЕПИН писатель, публицист

В свое время Эрнест Хэмингуэй
говорил, что лучших людей в своей
жизни он встречал на войне. Это
касается и мужчин, и женщин. Здесь,
в Донбассе, есть такие совершенно
аномальные истории проявления
человеческого мужества и истинно
христианского стоицизма, которые
в обычной жизни зачастую бывает
невозможно проявить – там их не так
ярко видно. Откровенно говоря, я
долгое время пребывал в состоянии
такой душевной усталости по поводу происходящего в стране, и мне казалось, что
живой дух покидает русский народ. Что эти пассионарии, эти герои, Гришки Мелеховы
перевелись. И тут вдруг я увидел на Донбассе, что это всё живо, и эти люди здесь
– в огромном количестве. И история – это не что-то там из книжек про Суворова,
Дмитрия Донского и Стеньку Разина, она здесь и сейчас происходит, и можно пойти
и это всё, что называется, руками потрогать и даже принять в этом какое-то участие.
Это было удивительное открытие.
Когда я первый раз заехал сюда, вдруг увидел, как это ни удивительно, что у всех
ополченцев, с которыми я общался, присутствовало ощущение какого-то странного
праздника. Потому что люди совершают самый важный и самый демократичный в
своей жизни выбор. Вот она, демократия: человек ставит свою жизнь на кон и говорит:
«Я буду отстаивать свое достоинство». Это было таким удивлением! И такие были
проявления открытости, душевности... Мы куда-то ехали, у нас колесо отлетело, мы
встали где-то посреди дороги, все обочины заминированы, тут же кто-то подскочил
помочь… Это был шок, такая радость, что тут – все свои. Понятно, что было много
всяких разнообразных вещей, как и на любой войне. Но вот это чувство – его не
получишь больше нигде и никогда.
Как-то прямо из Донбасса я уехал в Соловецкий монастырь. Там уже лет 30 живёт
один монах. Очень красивый мужик, в полной аскезе, отшельник – он один живёт
на Соловецком острове. И я зашёл к нему, смотрю и думаю: «Я его только что где-
то видел». И никак не пойму, где я мог с ним встречаться. И вдруг всматриваюсь и
понимаю, что это – типичный ополченец, как это ни парадоксально. Человек, живущий
в аскезе в монастыре, с бородой, с этими пронзительными глазами, совершенно
несуетный – и ополченец на войне… Их можно местами переставить, и не будет
заметно, потому что у них – один и тот же взгляд. Что-то такое человек отпускает от
себя, суетное, лишнее, ненужное – и вот они совпадают. Это было ещё одним моим
438