…Как-то композитор Матвей Блантер возле своего дома по улице Горького встретил Александра Твардовского. «Идите к Мише (так любовно называли поэты Михаила Васильевича Исаковского, хотя многие из них были моложе его). Он написал замечательные стихи для песни», – сказал Блантеру Твардовский. Блантер заинтересовался. Однако Исаковский был убеждён, что стихи для песни не годятся: слишком длинные, чересчур подробные... Композитор настаивал. Исаковский сдался – и был поражён, в скором времени узнав, что Блантер таки написал к ним музыку, и песня сложилась.

Но дальше возникли сложности: в произведении усмотрели «ненужный пессимизм». Песня успела единожды прозвучать на радио в исполнении Владимира Нечаева, после чего на полтора десятилетия, её, как сказали бы сейчас, «сняли с ротации». «Редакторы – литературные и музыкальные – не имели оснований обвинить меня в чем-либо, – рассказывал Исаковский. – Но многие из них были почему-то убеждены, что Победа исключает трагические песни – как будто война не принесла народу ужасного горя. Это было какое-то наваждение. В общем-то неплохие люди, они, не сговариваясь, шарахнулись от песни. Был один даже – прослушал, заплакал, вытер слезы и сказал: «Нет, мы не можем». Что не можем? Не плакать?.. Оказывается, пропустить песню на радио «не можем». Так продолжалось до 1960 года…

В 1960 году проходило представление Московского Мюзик-холла «Когда зажигаются огни», куда был приглашён популярный артист кино и исполнитель советских песен Марк Бернес. Многочисленные зрители, заполнившие Зелёный театр парка Горького, всем ходом эстрадного спектакля были настроены на весёлое, развлекательное зрелище. Под стать этому зрелищу были и песни. И тут на сцену вышел Бернес и, прежде чем запеть, глуховатым голосом прочёл, как прозу, вступление: «Враги сожгли родную хату, сгубили всю его семью…». Поначалу в зале возникло недоумение, но потом установилась абсолютная тишина. 14 тысяч зрителей после этих двух строк встали и так, стоя, слушали всю песню до конца. А затем раздался гром аплодисментов...

Так состоялось второе рождение этой замечательной песни, получившей широкое народное признание, особенно у бывших фронтовиков. Ведь песня, к большому сожалению, была о судьбе многих из них. Бернесу посыпались письма, в которых солдаты делились своими горестями. Вот отрывок одного из таких писем: «Услышал я в Вашем исполнении песню, как возвратился солдат с фронта, а у него никаких близких не оказалось, – так было и у меня. Мне так же пришлось со слезами на глазах выпить чарку вина в яме разбитой землянки, где погибла в бомбёжку моя мама». А вот что написал Марку Бернесу через много лет автор текста Михаил Исаковский:

«Я уже давно собирался написать Вам, но, как видите, собрался только сейчас. Мне хотелось бы выразить Вам самую искреннюю свою благодарность за отличное исполнение песни, за понимание её, за очень правильную трактовку содержания, за то, что Вы донесли смысл песни до каждого слушателя. Вы просто потрясли миллионы телезрителей, заставили их пережить все то, о чем говорится в спетой Вами песне…».

После того памятного выступления Бернеса в Зелёном театре песню пытались запретить ещё не раз. Но в 1965 году герой Сталинграда маршал Чуйков попросил Бернеса её исполнить на «Голубом огоньке», отстояв песню своим непререкаемым авторитетом прославленного военачальника. Песня не сделалась массовой, да и не могла ею стать, но в драгоценном исполнении Бернеса, которого критики ядовито называли «безголосым шептуном», стала народным лирическим реквиемом. «С какой немногословной и опять-таки негромогласной силой передана здесь в образе горького солдатского горя великая мера страданий и жертв народа-победителя в его правой войне против вражеского нашествия», – сказал о песне Александр Твардовский. И здесь сложно что-либо добавить...